Неточные совпадения
Самгин встал, догадываясь, что этот хлыщеватый
парень, играющий в революцию, вероятно, попросит его о какой-нибудь услуге, а он не сумеет отказаться. Нахмурясь, поправив очки, Самгин вышел в столовую, Гогин, одетый во фланелевый костюм, в белых ботинках, шагал по комнате, не улыбаясь, против обыкновения, он пожал руку Самгина и,
продолжая ходить, спросил скучным голосом...
— А добрый
парень был, —
продолжает мужичок, — какова есть на свете муха, и той не обидел, робил непрекословно, да и в некруты непрекословно пошел, даже голосу не дал, как «лоб» сказали!
Колокольчик звякнул над наружной дверью. Молодой крестьянский
парень в меховой шапке и красном жилете вошел с улицы в кондитерскую. С самого утра ни один покупатель не заглядывал в нее… «Вот так-то мы торгуем!» — заметила со вздохом во время завтрака фрау Леноре Санину. Она
продолжала дремать; Джемма боялась принять руку от подушки и шепнула Санину: «Ступайте поторгуйте вы за меня!» Санин тотчас же на цыпочках вышел в кондитерскую.
Парню требовалось четверть фунта мятных лепешек.
— Жаль, —
продолжал Басманов, — сегодня не поспеем в баню; до вотчины моей будет верст тридцать, а завтра, князь, милости просим, угощу тебя лучше теперешнего, увидишь мои хороводы: девки все на подбор, а
парни — старшему двадцати не будет.
Но
парень уже ничего не слыхал. Он
продолжал махать кулаками вправо и влево и каждым ударом сшибал по разбойнику, а иногда и по два.
— Опять-таки тоже,
парень, —
продолжал он, — выходишь ты сам по себе оченно глуп.
— Он ничего,
парень душевный, и выпить не дурак, —
продолжал Скучаев, наливая и себе и не обращая внимания на рифмачество Тишкова.
Степану Михайлычу стало как будто досадно, и он
продолжал: «Уж если я посватаю — женится что ни лучший
парень.
— Эва, как пошел!.. —
продолжал молодой
парень. — Со льдины на льдину!.. Ну, хват детина!.. А что ты думаешь… дойдет, точно дойдет!
Тем не менее влияние Захара
продолжало производить втайне свое действие на приемыша; оно особливо отразилось в отношениях молодого
парня к озеру дедушки Кондратия.
— Да, из твоего дома, —
продолжал между тем старик. — Жил я о сю пору счастливо, никакого лиха не чая, жил, ничего такого и в мыслях у меня не было; наказал, видно, господь за тяжкие грехи мои! И ничего худого не примечал я за ними. Бывало, твой
парень Ваня придет ко мне либо Гришка — ничего за ними не видел. Верил им, словно детям своим. То-то вот наша-то стариковская слабость! Наказал меня создатель, горько наказал. Обманула меня… моя дочка, Глеб Савиныч!
«Женится — слюбится (
продолжал раздумывать старый рыбак). Давно бы и дело сладили, кабы не стройка, не новая изба… Надо, видно, дело теперь порешить. На Святой же возьму его да схожу к Кондратию: просватаем, а там и делу конец! Авось будет тогда повеселее. Через эвто, думаю я, более и скучает он, что один, без жены, живет: таких
парней видал я не раз! Сохнут да сохнут, а женил, так и беда прошла. А все вот так-то задумываться не с чего… Шут его знает! Худеет, да и полно!.. Ума не приложу…»
«За делом!» — коротко отвечал
парень и, не замечая даже плутовских взглядов, бросаемых на него какою-нибудь краснощекой, игривой бабенкой,
продолжал путь.
— Так, право, так, —
продолжал Глеб, — может статься, оно и само собою как-нибудь там вышло, а только погубили!.. Я полагаю, — подхватил он, лукаво прищуриваясь, — все это больше от ваших грамот вышло: ходил это он, ходил к тебе в книжки читать, да и зачитался!.. Как знаешь, дядя, ты и твоя дочка… через вас, примерно, занедужился
парень, вы, примерно, и лечите его! — заключил, смеясь, Глеб.
— Да, да! Чем дальше на север, тем настойчивее люди! — утверждает Джиованни, большеголовый, широкоплечий
парень, в черных кудрях; лицо у него медно-красное, нос обожжен солнцем и покрыт белой чешуей омертвевшей кожи; глаза — большие, добрые, как у вола, и на левой руке нет большого пальца. Его речь так же медленна, как движения рук, пропитанных маслом и железной пылью. Сжимая стакан вина в темных пальцах, с обломанными ногтями, он
продолжает басом...
Парни замолчали,
продолжая втискивать упругое смуглое тело в узкий и короткий гроб.
— Полно бормотать-то: ведь я дело говорю. Пойдем! А ты, Андрюша, —
продолжал инвалид, обращаясь к молодому
парню, который стоял на колокольне, — лишь только завидишь супостатов, тотчас и давай знать. Пойдем, Александр Дмитрич!
— Да так! —
продолжал молодой
парень. — Он возил со мной проезжих в Подсолнечное, да и ну там буянить в трактире и с смотрителем-то схватился: вот так к роже и лезет. На грех проезжал исправник, застал все, как было, да и ну его жаловать из своих рук. Уж он его маил, маил…
Дюрок миролюбиво улыбнулся,
продолжая молча идти, рядом с ним шагал я. Вдруг другой
парень, с придурковатым, наглым лицом, стремительно побежал на нас, но, не добежав шагов пяти, замер как вкопанный, хладнокровно сплюнул и поскакал обратно на одной ноге, держа другую за пятку.
— Что? — крикнул пьяный
парень, обводя старика посоловевшими глазами. — А! собираешь на церковное построение, на кабашное разорение, — это праведно! Жертвуй, ребята, живее! —
продолжал парень и сам достал из лежавшего перед ним картуза бумажный платок, зацепил из него несколько медных копеек, бросил их старику на книжку и произнес...
— Ну хорошо, —
продолжал ярославец, — как начала она его так-то подзадоривать, а
парень, знамо, глупый, дело молодое, и польстись на такое ее слово; она же, вишь, сам он опосля рассказывал, штоф вина ему принесла для куража, а может статься, и другое что в штофе-то было, кто их знает!
— Гости важные, — подтвердил Петр и
продолжал: — Все, голова, наша Федосья весело праздничала; беседы тоже повечеру; тут, братец ты мой, дворовые ребята из Зеленцына наехали; она, слышь, с теми шутит, балует, жгутом лупмя их лупит; другой, сердечный, только выгибается, да еще в стыд их вводит, голова: купите, говорит, девушкам пряников; какие вы
парни, коли у вас денег на пряники не хватает!
— Не дышит будто? Водой бы его, что ли? — и, разводя руками,
продолжал удивленно: — Ну и дурак ты, собака! Какого
парня, а? Середь вас, шалыганов, один он был богу угодный! Связать тебя!
— Ни с девками ты, ни куда! — задумчиво
продолжал старик. — Оно хорошо, конечно. И вина не пьёшь, и грамотен, книжки эти у тебя — я ничего не говорю! Однако — непонятно, —
парень такой здоровый…
— Я имею честь… —
продолжал Бабурин отчетливо, хотя с видимым трудом выговаривая каждое слово, — я изъясняюсь насчет этого
парня, что ссылается на поселение… безо всякой с его стороны вины. Такие распоряжения, смею доложить, ведут лишь к неудовольствиям… и к другим дурным — чего боже сохрани! — последствиям и суть не что иное, как превышение данной господам помещикам власти.
— Любовница Николая Палкина, —
продолжал голый, поправляя пенсне, — о ней даже в романах писали некоторые буржуазные писатели. А тут что она в имении вытворяла — уму непостижимо. Ни одного не было смазливого
парня, на которого она не обратила бы благосклонного внимания… Афинские ночи устраивала…
— Живет у меня молодой
парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным голосом
продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями Господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
— Первы-то бумажки
парень давал ему настоящие, —
продолжал Колышкин, — а как уверился Зубков, он и подсунул ему самодельщины… Вот каковы они, ветлужские-то!
Только что смолкли голоса,
парень стал
продолжать...
— Приходит к Зубкову из того скита молодой
парень, —
продолжал Колышкин.
— Да
парней бы молодых, что поздоровей да поудáлей, человек с десяток, —
продолжал Петр Степаныч.
— Совесть-то есть, аль на базаре потерял? —
продолжала Фленушка. — Там по нем тоскуют, плачут, убиваются, целы ночи глаз не смыкают, а он еще спрашивает… Ну,
парень, была бы моя воля, так бы я тебя отделала, что до гроба жизни своей поминать стал, — прибавила она, изо всей силы колотя кулаком по Алексееву плечу.
— А со мной все время лесник калякал, —
продолжал Патап Максимыч. — И песни пел и сказки сказывал; затейный
парень, молодец на все руки.
— Не бывает разве, что отец по своенравию на всю жизнь губит детей своих? —
продолжала, как полотно побелевшая, Марья Гавриловна, стоя перед Манефой и опираясь рукою на стол. — Найдет, примером сказать, девушка человека по сердцу, хорошего, доброго, а родителю забредет в голову выдать ее за нужного ему человека, и начнется тиранство… девка в воду,
парень в петлю… А родитель руками разводит да говорит: «Судьба такая! Богу так угодно».
—
Парень умный, почтительный, душа добрая. Хороший будет сынок… Будет на кого хозяйство наложить, будет кому и глаза нам закрыть, —
продолжал Патап Максимыч.
— Экой ты прыткой, Маркел Аверьяныч! — сказал молодому пильщику,
парню лет двадцати пяти, пожилой бывалый работник Абросим Степанов. Не раз он за Волгой в лесах работал и про Чапурина много слыхал. — Поглядеть на тебя, Маркелушка, —
продолжал Абросим, — орел, как есть орел, а ума, что у тетерева. Борода стала вели́ка, а смыслу в тебе не хватит на лыко.
— Беленькая такая, —
продолжал Алексей, говоря с самарцами, — нежная, из себя такая красавица, каких на свете мало бывает. А я был
парень молодой и во всем удатный. И гостила тогда у Чапурина послушница Комаровской обители Фленушка, бой-девка, молодец на все руки, теперь уж, говорят, постриглась и сама в игуменьи поступила. Она в первый раз и свела нас.
Он презрительно пожал плечами и стал
продолжать объяснение урока. Бортфельд сел на место, как оплеванный. И показался мне вдруг лихой этот
парень пошлым и совершенно непривлекательным болваном.
— Добрый молодой господин, —
продолжал парень, — обо мне не забыл… И по дороге к Липецку, и как отъезжать изволил, наказывал мне строго-настрого: не забудь, Якубек, смотри, скажи-де матушке, я обещал женить вас… Матушка и добрый наш Ян, верно, не откажут мне…
Юрка
продолжал неподвижно стоять, засунув руки в карманы. Подскочил третий
парень и ощупал старикова спутника. Тот пожал плечами и покорно поднял руки, как перед грабителями. У него ничего не нашли.
—
Продолжать нечего, я все сказал. Только повторю то, что сейчас говорила Лелька Ратникова. Ты, Юрка, как видно, хороший
парень, а хороших дел стыдишься, не понимаешь до сих пор той истины, что прогульщик, все равно что и рвач, — не товарищ нам, а классовый враг, и с ним нужна — беспощадность!
Два
парня, стоявшие у барьера недалеко от Воронецкого, засмеялись. Парис и Елена вскочили на ноги. Парис бросился к Менелаю и стал убеждать его не кричать. А Менелай, задыхаясь, метался по сцене, бессмысленными, страдающими глазами глядел на уговаривавшего его Париса и
продолжал кричать «караул!..» Такой игры Воронецкий никогда не видел в «Елене», и Менелай не был смешон…